Олег Афанасьев

ДВЕ СУПЕРСОВРЕМЕННЫЕ

1-я. Всё, нет нашей Нади!

молодости она была очень хорошенькая. Круглолицая блондинка с голубыми глазами, среднего роста, хорошо сложенная, с приятным голоском, выдававшем в ней натуру тихую, даже кроткую. В четырнадцать лет она лишалась матери и осталась одна на белом свете в низеньком флигеле, который её мать слепила собственными руками года за четыре до смерти и который видимо и подорвал её слабое здоровье. Года два Надя прожила как в тумане, плохо понимая, что происходит вокруг. Если б не несколько женщин соседок, горячо сочувствующих бедному ребёнку, она бы умерла. Но когда тебя любят, когда тебя не забывают… В какой-то момент Надя почувствовала, что обязана быть благодарной, обязана жить. Решив, что умрет ещё раньше мамы, в двадцать два года, Надя взяла себя в руки. И когда, семнадцатилетняя, не только окончила школу, но и сумела сдать вступительные экзамены в строительный институт - о, это было праздником для многих ("Наша Надя умница! Наша Надя ещё себя покажет!"), пожалуй, первым для Нади: наконец прояснилось и захотелось быть счастливой. Проучившись два года, Надя вышла замуж. Нет-нет, не за однокурсника, как это происходит с большинством учащихся вузов, а за простого парня, отслужившего армию и работающего токарем на заводе. Высокий, немногословный, некурящий, непьющий, любящий читать, занимающийся йогой, он показался гораздо более серьёзным и симпатичным, чем самовлюбленные, самонадеянные знакомые по институту. Один раз он назвал её "голубкой". Не повторял больше никогда, как она потом поняла, испугался, что разбалует девчонку, жену будущую, но и этого оказалось достаточно: Надя решила, что он необыкновенно чуткий и она будет с ним счастлива.
      Ещё через год, когда родилась дочка, Надя с большой радостью взяла академический отпуск, и по прошествии ещё одного года поступила на работу в "Гражданпроект" техником, с большим облегчением решив, что учиться уж не будет.
      Родители мужа не то чтобы невзлюбили невестку. Просто они были людьми глупыми. Как то и положено, оценивался каждый шаг невестки. Но оценивался несправедливо до нелепости. Надя с мужем продали её флигелек с участком и купили поблизости небольшую дачку, муж сделал там дававшее тепло электрическое устройство и зажили сами. Жизнь наладилась: дочка росла вполне здоровая и красивая, мужа на заводе очень ценили, у него было призвание к сверхточной работе, он зарабатывал в три раза больше рядового инженера, Надю на её работе тоже ценили и любили за исполнительность и точно как на улице называли не иначе как "Нашей Надей".
      В двадцать шесть лет Надя влюбилась. Но как пелось в одной из модных в то время песенок: "Ах, что случилось? Ничего не случилось! Были мы влюблены, но любовь не получилась" - оба были нерешительны, а главное, не только она, но и он, от кого положено исходить инициативам, был перегружен всевозможными заботами, которые без перерыва валит на нас наша жизнь.
      И тогда Надя решила восстановиться в институте, и, перейдя на заочное отделение, закончить образование, чтобы сделаться впоследствии значительной, с перспективой стать, к примеру, руководителем или главным инженером проекта.
      И здесь главной "трудностью" кроме всего прочего стал муж. Он был против. Он мог бы сделать, собственно, "всё" для неё. То есть освободить от работы, чтобы на ней были только дом и учеба, его зарплаты хватило бы вполне. Он и не подумал об этом. Он стал давить. Он сделался деспотом, таким же мелочным, как его родители. Ссоры, разрывы. Несколько раз она принимала решение бросить учёбу. Делалось легко. Но отдохнув с недельку, видя, что муж теперь уж всё равно "не простит", продолжала. И ведь свершилось - диплом заработала.
      О, она тогда решила многое в жизни изменить. И в другое место работать (с повышением) уйти, и с мужем расстаться. И… ничего такого не случилось. Поскольку грянула перестройка. На огромном географическом пространстве происходили великие перемены, а миллионы простых людей оказались как бы вне игры, им оставалось лишь покорно терпеть новые трудности жизни и ждать, когда и чем закончится очередная социальная встряска.
      Впрочем, в самом начале перестройки проектные институты и организации, воспользовавшись новыми возможностями, процвели, подняв цены на свои услуги. Надя стала очень даже хорошо зарабатывать, завела сберкнижку. Однако длилось это недолго. Новый девяносто второй год люди отмечали, ещё не зная, что почти все они уже нищие. Проекты никому стали не нужны. Тем более проекты типовых домов, бесконечно повторявших друг друга.
      О, как гадко все покатилось! Каким корыстными оказались некоторые из тех, кто ходил в порядочных. До 92-го все в огромном институте были в общем-то равны. И вдруг открылись новые возможности. Началось с сокращений пенсионеров. Потом уплотнились, сдав часть площади огромного девятиэтажного института в аренду фирме, очищавшей свалки Европы от негодных автомобилей, холодильников, телевизоров и всего, что там можно было взять за копейки, а у себя продать за рубли. С появлением этой фирмы, сразу же начавшей очень хозяйничать в институте, родной директор и ещё кое-кто из высокого начальства принялись строить себе шикарные дачи, ездить на "мерседесах", сами оделись в кожи, на пальцах у них засверкали дорогие перстни, на шеях массивные золотые цепи… Ну, конечно, голодное большинство всё поняло. Пытались бороться. Где там. Заказов-то почти не было. Одно сокращение следовало за другим, многие сами уходили. А фирма росла и росла, за бесценок скупая акции уходящих работников. Надя держалась до конца. По утрам, с шести часов, она теперь работала в фирме уборщицей, подметая, моя полы второго этажа, с девяти до пяти вечера сидела на восьмом этаже как инженер.
      Как раз в момент начинающейся нищеты дочка окончила восьмой класс, и Надя купила (купила!) ей место в строительном техникуме - об институте и речи быть не могло, дочка даже внешне пошла в свекровь, ученье ей давалось плохо и, понятное дело, охоты она к нему не имела. Но теперь после бесплатной школы надо было платить, платить... А ещё Надя, быстро вдруг толстея, стала терять красоту. Платья и прочая одежда буквально лопалась на плечах, груди, бедрах. Это ещё можно было бы как-нибудь сгладить хорошей одеждой, но… с каких прибылей? Толстуха в незастёгивающихся, поползших вверх юбках, кофтах, пальто - это была уже драма.
      Беды валились со всех сторон. Муж, как и она, тоже внешне изменился. Но здесь всё было к лучшему. Он раздался в ширину, поправился. В общем, его пора цветения только-только наступила. Он бросил йогу и теперь ночи напролет читал детективы, а затем его поглотили порнографические романы. Воображение бедняги до того расстроилось, что он стал требовать от Нади, чтобы она познакомила его с хорошей одинокой женщиной, каких, надо сказать, в погибающем институте было много.
      Но самым последним божьим наказанием стала для Нади дочка - настоящий враль. Добиваясь от неё хоть какого-то усердия и внимания к учёбе, Надя билась с ней до изнеможения. Четырехгодичный курс был закончен за семь лет, но что толку. Работы не было. Да она и не смогла бы работать. Она даже, когда её устроили торговать в газетный киоск, не справилась. При неудовлетворенном, свихнувшемся деспоте муже, совершенная неопределённость висела над семьей.
      И в 44 года Надя умерла, пережив в два раза самой себе назначенный срок, не дожив до нормального конца примерно столько же - никогда не болевшее сердце её внезапно остановилось. В гробу она лежала как живая, будто видящая какие-то чудесные сны. Всё мучившее отлетело, будто ничего плохого никогда не было, и она спокойно и радостно перешла из этого мира в ещё более лучший. Многие, пришедшие проводить её, плакали, слёзы на глазах были у всех.

2-я. Женя здесь больше не живёт.

       Если Надя лежала в гробу как живая, то Женя чуть ли не смеялся. Надя в предложенных обстоятельствах не смогла себя проявить, её путь, как и многих ей подобных, оказался дорогой в никуда. Жене всё шло как бы на руку, жизнь его богата была людьми и событиями. Надя была человеком места, Женя - времени.
      Женина смерть была в каком-то смысле и его последней победой. Проститься с ним явилось множество простого и непростого народа, цветов принесли - море. Автомобили, где стоял Женин дом, улицу от перекрестка до перекрестка запрудили.
      Паша, муж племянницы Жениной последней жены, на руках которого Женя умер, с упоением рассказывал очередному важному лицу:
      - С утра он сказал, что ему как-то не по себе. Налил стаканчик водки часов в десять - так он всегда начинал, постоял, посмотрел на неё и не притронулся. Телевизор включил. Но и телевизор не смотрел - пошел в вестибюль и лег на диван. Целый день он был сам не свой. На звонки по телефону, правда, отвечал. А вечером ему стало совсем плохо, я вызвал скорую. Часа через два они приехали. Сделали укол. Пусть поспит, говорят. Утром, если лучше не станет, вызывайте, положим в больницу. После их отъезда ему понадобилось в туалет, а сам идти не может. Паша, помоги. Я его подхватил, помог, а потом смотрю, он меня не узнаёт, дверь царапает без всякого смысла, тяжёлый стал неимоверно. Положил его на ковер перед туалетом, вызвал скорую и Серегу Морковникова. Серега сразу же приехал, перенесли Женю на диван, Он полежал, вдруг открыл глаза и сказал: идите по домам. И с тех пор уже не говорил ничего. Из кухни выйдем посмотреть - лежит с открытыми глазами, вроде всё понимает, но молчит. Потом начался конец: захрипел, задергался, скоро тише, тише. Искусственное дыхание пробовали делать. И когда бросили, на дворе жуткая гроза началась: засверкало, загремело, дождь хлынул как из ведра. И электричество вырубилось…
      - Да… - произносили некоторые из слушателей. - Женя был необычный. Когда бы кто ни спросил: как дела, Женя? Хорошо! В любом случае духом не падал. А подзалетал временами крепко…Такого больше не будет, поэтому возмущение природы и получилось. Не шутка всё это. Что-то такое над нами есть. Впервые я увидел его из окна трамвая номер 15, во время остановки на Международной. Рядом со мной разговаривали две тётки.
       - Вот же ж такие умеют! Что он ей - пара? Где его глаза были? Старше. С ребёнком. А девочка маленькая уже от него. Не понимаю… Не понимаю… - говорила одна другой, показывая на семейную четверку, подходившую к трамвайной остановке - по краям он и она, посередине мальчик годов пяти и совсем маленькая девочка. Праздничные, в предвкушении каких-то удовольствий, дети были очень возбуждены…
      - Да я её тоже знаю. Кого только у неё не было! У меня соседская девочка - красавица, умница, а ни с кем ничего. Гуляй, говорю, пока молодая. Быстрей найдешь. Не может, характер не тот. А эта не терялась, вон какого мальчишечку окрутила, - подтвердила другая тетка.
      Я тоже тогда вспомнил. Вторая половина пятидесятых, мы, подросшие пацаны, начинаем ходить на танцы и всюду встречается совсем юная кудрявая девчонка с большими голубыми глазами. Нам она не нравится: во-первых, совершенная кукла, во-вторых, соплячка, связываться с которой не имеет смысла... Потом, уже в шестидесятых, она стала официанткой самых модных ресторанов. Как только открывается в городе новый ресторан - это гарантия, что когда в него попадешь (на первых порах это всегда было очень трудно) - то обязательно увидишь бывшую соплячку, превратившуюся в респектабельную, нагловатую даму.
      Подслушав недоброжелательный разговор тёток, я про себя с ними согласился. Мальчишечка, которого окрутила бывшая куколка, а теперь успешная официантка, был явно ангельской породы, какими-то ветрами занесённый не туда, куда надо, и, судя по всему, крепко повязанный. Очень-очень жаль, говорят в таких случаях.
      Второй раз я услышал о Жене лет через пять. Он открыто загулял от своей суженой с Нинкой Горячевой. Недели две около Нинкиной глинобитной кособокой хаты стоял побитый желтый Женин "запорожец", а в домишке на всю катушку веселился Женя и несколько забулдыг, умеющих не только гулять, но и заработать. Там было всё - карты, водка, дамы. Мне про это поведал Петя Косик, друг детства, вообще всегда готовый к гульбе. Меня тогда поразило то, что Нинка Горячиха и Женина законная были похожи как родные сестры, только Нинка уже тогда сильно пила, быстро теряя лицо, а про Женину говорили с уважением, как о преодолевшей заблуждения молодости - она в то время уже была завмагом "Стрелы" - одного из самых больших продовольственных магазинов нашего района.
      Вскоре после этого я познакомился с Женей. У нас появились общие дела. Внешне и по поведению он мне очень нравился. Но о его жизни и настоящих достоинствах почти всё я узнал от Светланы, его жены.
      Дома застать его было трудно. Во всех других местах, где он мог быть, ещё трудней. Поэтому я всё-таки ездил к нему домой. И не один раз выходила ко мне его Светлана. "Женя здесь больше не живет", - чуть приоткрыв калитку, вся мрачная, говорила она. Потом, уж не знаю почему, она стала относиться ко мне лучше, после обычного: "Женя здесь больше не живёт", - не уходила, наоборот, калитка открывалась шире, вначале следовала брань, рассказ об очередных его изменах и проделках, в то время как сама она чистая добродетель, потом как-то незаметно переходило в похвалы ему - и добрый, и простак, которого обмануть как раз плюнуть, и умный, одно время занимавшийся писанием дипломных работ для безграмотных руководителей, любящих приобретать дипломы… И потом снова ругань, потому что он при всех своих способностях опрометчив, деньги, вещи у него сгорают - появляются и сгорают, появляются и сгорают…
      После её рассказов я, конечно же, пытал его: "Жека, а правда, что ты сидел за убийство, окончил два института, умеешь рисовать и лепить фигуры?.." Больше всего, конечно, я хотел знать, как это самое убийство случилось и обо всём дальнейшем.
      - Да никакого убийства не было. Несчастный случай. Меня два молодых мента сначала даже отпустили. Я был на нашем Бродвее модным. "Женя, Женя!" - все хотели быть моими друзьями, особенно девчонки. Как-то уже часов в двенадцать ночи, когда Бродвей почти разошелся, крик: "Женя, помоги!" Женя, конечно, побежал выручать, сходу оттолкнул какого-то хмыря, пристававшего к девчонке, которую я тоже никогда не видел. Хмырь упал и умер. Вот и всё. Несчастный случай. Как кирпич с неба на голову. Но потом дело завели, и намотали три года. Ничего, отсидел нормально. Мог выйти досрочно. Но опять за одного козла вступился, влез в драку - и пришлось тянуть от звонка до звонка.
      Каждый, кто у нас побывал в тюрьмах и лагерях и дотянул до освобождения, обязательно считает себя носителем каких либо особенных качеств, поспособствовавших ему выжить в адских условиях. Женя выжил благодаря тому, что пошел повторно в зоне в десятый класс и поразил преподавателей блестящими способностями, о чём, естественно, узнало начальство, он был переведен из рядовых рабов в нормировщики, и это помогло отбыть срок, избежав многих неприятностей. Лагерь, конечно, выдающаяся школа жизни, научиться можно всему, было бы желание. Тем более что Женю любили, в желающих помочь недостатка не было. Один говорил: "Запомни: работать надо хоть в лагере, хоть на воле. Так лучше уж на воле". Другой научил карточным фокусам. Третий советовал: "Раз ты умный, иди после лагеря в торговлю. Будешь король". Так получилось, что освободившись, первым делом связался он с компанией карточных шулеров, зажил лёгкой жизнью, балансируя по лезвию ножа - после барака на триста человек хочется ходить только в белоснежных рубашках, отглаженных брюках и начищенных туфлях, а вечера проводить в ресторанах.. Однако шулер он был посредственный, да пожалуй и плохой. После одного провала, до полусмерти избитого под рестораном, его подобрала Светлана.
      - Она меня тогда от пожизненной инвалидности точно спасла. На зверей из Батуми попал - турка, грузина и ещё одного чёрного. Я тогда решил работать. Сначала по ремонту телевизоров бегал от хатки к хатке, к вечеру аж глаза на лоб, потом в Водоканале тоже по ремонту. Потом в компании шабашников девятиэтажные дома строил. Компания подобралась та ещё. Один бывший главный энергетик подшипникового завода всесоюзного значения, два бывших прораба мостостроителя, я, к тому времени уже поработавший в РЖУ главным инженером. Светка меня свела с ними. Она мне сильно помогла… Очень сильно.
      - Но ведь если б не твой несчастный случай, Светланы скорей всего не было…
      - Это сто процентов! - Женя, когда я высказал такую догадку, затуманился. - Я был наивный дальше некуда. Мечтал непрерывно… Собирался поступить в университет, а после этого, ну годика через два, жениться на очень красивой девчонке. У меня уже было на примете несколько девчонок ну как из-под станка. Я с ними ничего не имел, даже не разговаривал. Решил, когда время придет, подойду к той, которая лучше всех, и сразу всё выложу… А дальше будет нормальная жизнь. Закончу университет, поедем с ней по распределению... Да у меня всё было бы прекрасно! Не судьба…Не те люди стали моими друзьями, не на прекрасной целке женился. Я сопротивлялся. Но ночуешь у неё, приснится лагерь, сядешь в кровати в ужасе, а рядом она и постель белая пуховая… Первый год, правда, по ночам приходилось её женихов отваживать. В час, два, три ночи - стучит. И обязательно еле на ногах держится… Но через год кончилось. Она вести себя умеет, у меня в этом плане никаких к ней претензий.
      Разводились они несколько лет.
      - Я бы со Светкой никогда не разошелся, но она же сумасшедшая - говорил мне Женя. - По-настоящему с чего всё началось. Умерла моя мать, надо было продать квартиру. То есть развестись со Светкой, жениться на покупательнице, потом развестись с этой покупательницей, и, оставив квартиру ей, снова жениться на Свете. Дурдом! Режиссером спектакля была конечно же Светлана. У неё повсюду нужные люди, ненужных, кстати, она умеет не замечать. Она нашла покупательницу - подругу старую из своего же официантского кодляка. Другая подруга оформила новый брак. Чтобы всё было шито-крыто, мы, молодые, некоторое время должны были пожить вместе. И тут-то моя Света как бы свихнулась. Когда ехали в ЗАГС на двух такси - все свои, все пьяные - веселились страшно. Когда расписались и было сказано: "Ну, молодые, теперь поцеловаться", - я - а молодая-то оказалась симпатичная, не хуже Светки, а если честно, то и лучше - ну так вот я, как бы не снижая темпа, закатил ей с засосом… Бедняжка затрепыхалась, тут же затихла, у меня самого в голове помутилось - поплыли оба, короче. А Светка в это время почернела, зашаталась и лбом об стол с регистрационными бумагами как застучала... С этой минуты начался кошмар. "А, гад, знаю я вас! Не может быть, чтоб ты эту сучку не хотел отжарить. Она же симпатичная. Чтобы ты её не хотел, такого просто не может быть…" Первую ночь провели втроем - я и Светка на кровати, молодая на раскладушке в углу. Дня три так продолжалось. Потом я будто бы уехал в командировку и жил у Светы. Через неделю будто бы вернулся. В общем свистопляска получилась что надо, несколько раз она меня выкрадывала по ночам через окно. По лестнице гнилой приставной из окна второго этажа. Что ты придумала?.. Это же смешно!.. Тсс! Всё будет нормально... Да, было такое. Все знакомые наши об этом знали, пари заключали… Мужики меня подначивают: Женя, ну ты чего, в натуре, не можешь хоть как-то изловчиться… Бабы ей твердят: Света, не уступай, он твой был и должен при тебе остаться… А когда всё кончилось, то оказалось, что на самом деле только началось. На деньги от квартиры купил старый "запорожец". Радости было через край - машин ещё ни у кого почти не было. Но опять зверская её ревность всё испортила. Стоило где-нибудь задержаться вечером и на твою голову обрушивалось: "А, блядь, ты же к той потаскухе ездил. Забыть он её не может…" - и так далее. И наконец ударила под дых: "Ну так и сматывайся отсюда со своей машиной!" А ведь я остался тогда без кола и двора, а главное, ещё ни в чём не провинился. Раз она мне сказала выметаться, другой, третий… Наконец обиделся, решился. И когда стал собираться, рухнула на колени: прости, люблю тебя, дура я, дура ненормальная…
      Женя закончил два института - строительный для себя и торговый только ради Светланы, чтобы заодно с ней тянуть, так сказать, учебную часть. Но работать где либо хоть под управлением, хоть управляя он не мог - противные порядки, глупость, в паскудную коммунистическую партию надо вступать…
      Время советской власти было сначала временем превращения собственности из кому-то когда-то принадлежавшей в государственную, а затем из государственной в некую навозную кучу, из которой подпитываются все кому не лень. Испробовав много способов заработать на жизнь, Женя стал посредником. Кому газ провести, водопровод или канализацию…Если б по-хорошему, то даже в какой-нибудь не самой развитой капиталистической стране наш город газифицировали бы, водой снабдили в считанные годы. Но у нас тем, кто решает, выгоднее растянуть такое дело на возможно больший срок. Чтоб была очередь - величайшее изобретение в стране развитого социализма. Придёт к начальнику жаждущий благоустройств обыватель, просит сделать то-то и то-то. Начальник важно отвечает, что люди у него все очень в работе, опять же лимит на материалы исчерпан - станьте в очередь, внесём вас в план, годиков через пять всё сделаем. После этого обескураженный человек ищет выход и находит Женю, который всё устроит уже через каких-нибудь три месяца.
      - Вся моя жизнь, начиная с того самого несчастного случая, получалась в виде какого-то ответа на удары. Что-то случилось - я на это должен как-то отвечать. Ну, хотя бы как с Нинкой Горячевой получилось. Открыто. На всю катушку. Светка меня из того кильдима конечно же вытащила, но дорожка уж была протоптана - сцены, измены, всё это стало нормой. Она же сумасшедшая. Ну, её подруги со мной заигрывали. Мне что, отбрыкиваться: я не такой, я не могу… А она тут как тут: куда смотришь, глаза твои ненасытные так и бегают… Ну и что у неё под рукой, то у меня на голове. А как Свете поддамся, она меня то к врачам, то знахаркам, даже к попу ведёт, чтоб порчу сняли. Кодировался несколько раз…
      Ну да, это я запомнил. После очередной кодировки Светлана так рассказала:
      - Уже он развязался! Приехал вчера. Смотрю, какой-то раскрасневшийся. И под вентилятор. Что с тобой, говорю. Да жарко сегодня что-то. А жарко вовсе не было. Выпил, говорю. Признался: выпил стакан шампанского, нельзя было отказаться. Ну, теперь пойдет! Сегодня стакан, завтра два…
      Женя вообще-то по дому старался, без дела сидеть не мог и жалкое Светланыно жилище и расширил и во многом усовершенствовал, как мужчине и положено. Но из-за всех этих разводов и примирений не могла в нем не вызреть мысль о собственном хорошем доме - он ведь был строитель. Занимаясь посредничеством, опять же нетрудно было ему и участок подходящий присмотреть, и материалы завести. Стройка, когда дочке его пошел десятый год, началась втайне от Светланы. Во время одного из разводов Женя купил участок, зарегистрировал на свою бабушку по отцу - и отец и мамаша Женины умерли, а две бабушки и один дедушка ещё жили. С новым домом тоже ничего хорошего не получилось. Он был очень даже удобный, хоть и не совсем доброкачественный этот дом. Но Светлана его не приняла, тем самым причинив Жене нешуточную уже обиду, Каких только доводов в пользу собственного жилья она не придумывала, за что не цеплялась. И на спуске с горы Женин дом стоит, а её на ровненьком месте, и ветрам открыт, и комаров много. Однажды съехала земля одного соседа к нижнему. Она сейчас же истолковала это в свою пользу: вот видишь, здесь сверху на тебя что хочешь может свалиться. Не хочу в одну прекрасную ночь заснуть и не проснуться - собралась и ушла. Вот тогда они, в конце концов, и разошлись.
      Конец происходил на глазах у многих посвященных и был прямо-таки захватывающим. Чтобы насолить врагу, Светлана совратила сразу двоих лучших Жениных друзей и сейчас же об этом событии ему рассказала. Пораженный то ли глубиной её страданий, то ли безумием, Женя на несколько недель вернулся к ней. И даже поддался настолько, что уступил свой новый дом знакомому цеховику. Хотя, конечно, главной причиной были долги, а так же то обстоятельство, что надо было откупаться, так как по чьей-то жалобе прокуратура завела (не в первый раз) на Женю дело Немалые деньги за просторный двухэтажный дом разошлись почти мгновенно, причём, немалую часть урвала Светлана. Взяла в руки одну пачку денег, подержала-подержала - и не отдала: "Дочке нашей уже пятнадцать, надо думать о её будущем". В моду тогда вошло покупать видеомагнитофоны и крутить по ночам американские фильмы. В одном порнофильме Жене очень понравилась звезда. Надо было так случиться, что уже утром нового дня Женя повстречал женщину, очень похожую на главную героиню жестокого порно. Более того, причину для знакомства даже искать не пришлось: Женя должен был вести газ в её дом. Роман между сорокалетним Женей и двадцатичетырехлетней разводкой завязался нешуточный. Светлана, конечно же, не была бы Светланой, если б не попыталась разбить пару. Но роман был нешуточный, красотка после очередного, устроенного Светланой, скандала выбежала на улицу и бросилась под грузовик. К счастью, обошлось переломом руки и ушибами. После этого Женя женился во второй раз. Здесь опять-таки было много нелепого. После продажи родной квартиры ему некогда было разводиться с фиктивной женой, только теперь он развелся, что опять-таки не обошлось без Светланы. Но всё кончилось, поводы исчезли, Светлана завела любовника, между прочим, очень похожего на Женю, только помоложе.
      Но всё кончилось. У новой жены был коровий характер. Она совершенно не вникала в Женины дела, он для неё был бог, умеющий делать чудо из чудес - зарабатывать деньги. Как раз грянула перестройка, Женя мгновенно организовал кооператив и теперь мог, ни перед кем не отчитываясь, заниматься своими делами.
      И как раз тогда наши с ним пути разошлись. Только в 95-м он мне вновь понадобился. Как и многие, впав в 92-м и 93-м в нищету, Женя при первой же возможности восстал. Он был теперь хозяином строительно-монтажной фирмы, на него работало человек двести отборного народа, имелась разнообразная необходимая техника, дела решались в приличной, из трёх комнат, конторе - офисе по-новому. Он также повёз меня в свой новый красивый, хорошо обставленный двухэтажный дом. "Временами деньги девать некуда, временами не хватает…Давать очень многим приходится. Если б ты только знал, сколько приходиться давать! И всё равно мало. А главное, гарантий, что тебя уже завтра не возьмут за жопу, никаких".
      Женю подвело здоровье. Фирма процветала, все хотели у Жени работать, все его любили. И, благодарные, наперебой предлагали расслабиться, тащили в забегаловки, рестораны, в гости. Начав заколдовываться во времена Светланы, он продолжал этим заниматься. Однако хватало его не надолго. Развязывался. Дела всё чаще стал поручать прорабам. И конечно же, не считая фирму своей собственностью, они принялись обманывать, имея возможность иметь сверх того, что отстегнёт хозяин.
      Да, погубили Женино сердце колдуны, всевозможные чиновники, друзья, женщины, водка. А так же способности выше средних. Мечтатель, всё время расширяя свою фирму, Женя затеял строительство нескольких домов с квартирами большой, как на Западе, площадью. Строительство, с которого в конечном результате должны были иметь все, должен был финансировать лишь он. Требовался ежедневный строжайший учет. Женя, никогда не имевший никаких записных книжек, всё держал в голове. Однако, спиваясь, всё чаще помнил только то, что происходило, когда он пребывал в трезвости. Это быстро поняли те, с кем он имел дело. Сильно Женю подвёл августовский кризис 98-го. Из трех машин две лучшие пришлось продать
-        Меня вообще-то подговорить на что хочешь можно. Не способен не верить, если чего-то не знаю, а мне внушают, что надо так и так.
      - А советским я всё равно бы не стал. Ну, закончил бы университет. Ну, там поехал бы по распределению с красавицей женой. Ну дети, квартира, карьера… А всё равно я оказался бы в компании с шабашниками и разными тёмными дельцами… Придуряться, торчать на работе с семи утра до девяти вечера - нет, это не для меня…
      Да, таким был Женя. Окончательно подкосили его сразу несколько смертей близких людей. Первой, в тридцать шесть лет, умерла его жена. Она изначально была только снаружи хорошая, но изнутри вся негодная, постоянно болеющая. Через месяц умерла её мать, Женина тёща. Ещё через некоторое время погиб в автокатастрофе его лучший прораб. А самое больное была осиротевшая, ходившая по рукам желающих помочь Жене женщин, четырехлетняя очень забавная малышка Настя, которую родила Жене его умершая жена.
      "Женя здесь больше не живёт", - прочитал я на воротах бывшего Жениного дома, недавно проезжая мимо. Да, Женя здесь больше не жил. И фирма его очень быстро рассыпалась. Те, кто был должен Жене, разбежались, рассосались, сделались серыми невидимками, те же, кому он был должен - о, те оказались с характером. И первыми, между прочим, уже не следующий день после похорон, явились бандиты, услугами которых пользовался Женя - трое толстошеих коротышей, бывших мастеров спорта по классической борьбе… Кто сказал, будто нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульете. Да сколько хочешь!
      А советским Женя всё-таки был. Как и все мы. Потому что мы какие? Заработали - обязательно надо часть или всё пропить. Потому что этих заработанных ни на что другое и не хватит. И времени ни на что другое нет. Это было нравственно по-советски. И продолжается по сей день. Женя до конца оставался в доску своим, очень-очень высоконравственным.
      О чём думал Женя, когда в последний свой час лежал с открытыми глазами на диване, по всей видимости в полном сознании, но молчал, молчал... О том, что, наконец, он всё-таки попался? Множество раз было плохо, но выкручивался, однако всему приходит конец. Смерть - это, значит, правда. Значит, она существует. Как это все же страшно. Живешь, думая, что ты особенный, на самом деле ты - случайное творение неизвестно кого или чего, и все наши страсти - это так, пустой звук…