"Стажировка в Германии" Э.Зинченко

ОБРАЗОВАНИЕ

Эдуард Зинченко,
студент отделения международной
журналистики факультета филологии и журналистики
Ростовского госуниверситета

Стажировка в Германии

нварь 1999 года, помимо бури новогодних эмоций, запомнился на факультете журналистики РГУ еще и появлением необычного плаката с размашистой символикой DAAD. Поначалу студенты из любопытства останавливались перед пахнущей еще типографской краской вывеской, и, не найдя смысла в немецком строе слов, вяло расходились по аудиториям. Однако находились субъекты, которые возвращались с немецко-русским словарем. С его помощью они надеялись постигнуть смысл написанного, который сводился к следующему: все студенты, желающие пройти стажировку в Германии, должны иметь склонность к изучению немецкого языка и обладать зачатками профессиональных качеств журналиста.
          Февраль 1999 года. 12 студентов, которые в конечном итоге отыскали в себе требуемые зачатки, синхронно опускаются на плоскости своих стульев, храня в душе еще чувство неизведанного "guten tag", слышится впереди что-то звучно-преподавательское, символизирующее старт программы.
          Середина февраля того же года. Ранние подъемы в 8-9 часов утра (справка: у студентов-журналистов учебный процесс начинается во второй половине дня) изрядно истощили энтузиазм студентов. Две пары гиперинтенсивного немецкого по своему совокупному коэффициенту утомляемости сравнимы с тремя , а то и четырьмя обыкновенными парами. Нагрузки возрастают с приближением сессии, однако все понимают, что выход из игры сулит одни лишь разочарования и скорбь по утраченному времени. Цель оправдывает средства, и это прибавляет всем стоицизма.
          Начало весны. К этому времени первоначальная группа студентов понесла незначительные потери: некоторые участники программы погрузились в состояние легкой депрессии. Однако основная часть студентов продолжала планомерное движение к заветной цели. В переменах между парами в речи стали слышны нотки сдержанной раздраженности по поводу того, что мест на всех не хватит, а ехать хочется всем. Логичным продолжением этого процесса стало формирование подгрупп, своего рода коалиций, которые скрывали свою оппозиционность во время лекций, но зато ревностно отстаивали ее после занятий. В такой атмосфере студенты продержались до конца сессии
          Начало сессии. Экзамен по немецкому языку. Утро. За окнами слышится гул машин и шорохи, издаваемые людьми, бегущими на работу. Всходящее солнце щурится сквозь шторы. Где-то лениво щебечут воробьи, еще окончательно не пробудившиеся ото сна. Зеркало. Зубная щетка. Чайник. Автобус. Входная дверь.

- Hallo. Haben sie heute gut geschlafen? (Добрый день. Вы хорошо сегодня спали?)
- Ja…(Да)
- Wirklich? (Неужели?)
- Ja, ja. (Да, да.)
- Aber sie sehen sehr schlaf aus. Nehmen sie die Platz. (Но вы выглядите очень вялым. Ладно, садитесь.)

Ощущение безысходности обволакивает. Безумно хочется домой, но все же через силу понимаешь всю ответственность происходящего. Этого момента почти три месяца с трепетом ожидал каждый, по-своему готовился и по-своему встретил его. В моей памяти он оставил отпечаток, чего-то мимолетно-неуловимого, но в то же время определенно-значимого.

- Drei. - выдыхает преподаватель, выслушав мой получасовой словесный марафон.
- Ну драй, так драй, - вдыхаю я.

          Делать нечего, настроение сейчас не то, чтобы вступать в ожесточенную полемику с агрессивно настроенным преподавателем. Да и сил нет. Да и преподаватель всем своим видом показывает, что его голыми руками не возьмешь. Ладно, на этот раз лучше капитулировать, но с расчетом отыграться на следующем экзамене.
          В июле, после сдачи экзамена, к нам приехал ревизор из Германии или лучше сказать куратор, если делать скидку на ассоциативность мышления русского человека.
          Поначалу он не внушал особого доверия, но на поверку оказался очень компанейским парнем. Его звали просто: Фолькер. Знакомство с Фолькером проходило очень в быстром темпе, так как времени на раскачивание особо не было. Выяснив, что Фолькер долгое время прожил в России, студенты сразу нащупали совместную почву для налаживания отношений, и расчет оказался верным. Через сутки аспирант Дортмундского университета оказался душой компании на концерте местной группы "Фрези Грант", снискавший не меньшую популярность среди женской половины слушательниц, чем собственно сами музыканты. Однако на следующий день, отношения вошли в прежнее русло, так как впереди предстояла долгая и трудоемкая работа.
          Часть российско-германской программы, инициированной немецким фондом DAAD, включала в себя сбор информации на российской территории с последующей ее обработкой в Германии. С заранее составленными анкетами мы, как заправские социологи, целый день месили грязь в станице Кагальницкой, напуская страх своим внешним видом на работников администрации станицы и местную живность. Особое рвение в этом деле проявил Фолькер, надевший модные замшевые туфли и голубые джинсы, однако позднее, после того, как мы обошли пару станичных подворотен, рвение сменилось чувством неизбежной необходимости. Тоска по вымощенным тротуарной плиткой пешеходным дорожкам заявила о себе в достаточно настойчивой форме.
          Информация, которую нам нужно было получить, имела, с журналистской точки зрения, достаточно большое значение. Цели нашего исследования предусматривали исследование реальной и потенциальной аудитории газеты "Крестьянин". Расчеты предполагалось проводить при помощи пока еще неизвестной широким кругам потребителей программы SPSS, созданной для социологических расчетов. Обучение работе в этой программе также было предусмотрено проектом. Подобного рода деятельность в рамках нашего города являлось делом новым, и мы в какой-то степени чувствовали себя первооткрывателями. Итак, растрогав десяток-другой станичников, дав им возможность пожаловаться на свою тяжелую жизнь, мы кучно запрыгнули в микроавтобус и вернулись в университет для подведения промежуточных итогов.
          Сентябрь. Самолет. Летим из Москвы в Дюссельдорф, чтобы потом отправиться в Дортмунд - конечный пункт нашей поездки. По бортовому телевизору идут "Особенности национальной рыбалки" на английском языке, что очень забавляет иностранцев и вводит в легкий конфуз соотечественников. В иллюминаторе лениво тянутся облака. Словно в забытьи, плывут внизу деревушки, села, города. Воздушные ямы приятно щекочут нервы, воскрешая в голове неутешительную статистику авиакатастроф. Одним словом, ничего не нарушает покоя, лишь мерный гул двигателей навеивает стихийную тоску. Так продолжается до конца полета, пока мы не попадаем на вокзал.
          Дюссельдорф. Электричка. Мои первые шаги по немецкой земле сопровождались курьезами и неловкими ситуациями. Первое, от чего появилось ощущение неловкости, так это глобальная автоматизация быта. Каждый раз, когда хотелось выпить чашечку кофе или купить сигарет, необходимо было бежать к автомату и проделывать ряд стандартных операций. Свет кругом загорался автоматически, вода самостоятельно текла из крана, мыло неуловимой пиявкой струилось сквозь пальцы. Создавалось ощущение, что все здесь подчинено какому-то гигантскому механическому интеллекту, без ведома которого ничего не происходило в этой стране. Разум наших студентов до конца боролся с необходимостью жить по строго определенным правилам, но был вынужден уступить. В частности, у меня после этого появилось навязчивое чувство бунта, сопоставимое с восприятием его Островским в пьесе "Гроза". Однако в практическую агрессию оно не вылилось (слава Богу!), а стало причиной ряда курьезов, которые произошли со мной на земле воспетых в древних легендах Нибелунгов (если мне не изменяет память).
          Дортмунд. Расселили нас не в студенческом общежитии, как обещали, а в общежитии для строителей, по-моему, так оно называлось. Для нас четверых был выделен целый этаж, состоящий из тридцати, а то и более номеров. Зашел я в номер и был приятно удивлен. Все чистенько, гладенько. Пол сверкает, кран начищен, мусорное ведро. "Ну, - подумал я, - буду чистоту поддерживать". Однако за меня об этом уже позаботились. На следующее утро я имел возможность убедиться в этом. В 8.00 утра ко мне в комнату бесцеремонно ввалились две уборщицы со швабрами и помойными ведрами. Не помог даже ключ, вставленный в замочную скважину. Мне ничего не оставалось делать, как пожелать им приятного утра. Через пару дней уборщицы, почему-то, перестали заглядывать к нам на этаж - то ли потому, что обиделись, то ли в силу других причин, для меня это осталось тайной.
          Главной проблемой, преследовавшей нас на протяжении всего времени пребывания в Германии, было то, что мы невольно ощущали себя представителями своей страны, поэтому даже перед уборщицами не хотелось ударить лицом в грязь в прямом и в переносном смысле. Тем не менее, после их ухода оставался неприятный осадок в душе.
          Утро следующего дня. Первый день в Дортмундском университете, и опять конфуз. Справа от входа на стене висит огромный, заметный издалека, плакат с изображением двух молодых людей, активно обнимающих друг друга. Под плакатом расположены два ряда кресел и море специальной литературы. Как мне позже объяснили, это был уголок для геев, так что сидеть на этих креслах было небезопасно. Вообще немцы убили наповал своей унисексуальностью. Идешь по улице, смотришь, мимо тебя идет пара - девочка с мальчиком, мальчик с мальчиком или девочка с девочкой - различить очень трудно. Сами немцы, по-видимому, уже давно перестали придавать этому значение, но для русским студентов этот вопрос не утратил своей актуальности, поэтому наши девочки стали активно использовать косметику, чтобы выделиться на фоне немок, не признающих ничего противоестественного.
          В университете нам показали наши рабочие места, объяснили некоторые правила поведения, и мы постепенно освоились. Обед проходил в специальной столовой для студентов, которая по-немецки звучит как "Menza". Это слово, по правде сказать, пользовалось у нас наибольшей популярностью. Процесс приема пищи начинался с первого этажа, где заблаговременно выставляли всевозможные варианты питания. Обычно имело место 4 вида: 2 для вегетарианцев и 2 для натуралов. Сделанный вами выбор получал материальное воплощение на втором этаже, где у специальных приемников вы имели возможность выбрать блюда, вызвавшие у вас наибольше симпатий. Напитки и хлеб покупались за отдельную плату. Вообще хлеб в Германии, по моим наблюдениям, не пользовался особой популярностью, возможно, потому, что стоил по меньшей мере 50 рублей. Когда с обедом было покончено, мы вернулись в университет и приступили непосредственно к работе.
          Культурная программа, предусмотренная для нас, состояла из походов в оперу, театр, кино, посещения выставок. В оперу я не пошел в силу обстоятельств, но из рассказов студентов сделал вывод, что много потерял. "Лебединое озеро" в стиле Бориса Моисеева под музыку Чайковского произвело, мягко сказать, неоднозначное впечатление. Под общий восторг немецких зрителей, сердца русских сжимались в ожидании очередной сцены и разжимались, когда на подиуме все-таки различимы были признаки антропоморфии. Накрахмаленные платья и жесткие начесы, в конечном счете, оставляли легкий намек на торжественность происходящего в зале, однако скинхэдовские маски актеров провоцировали мысль об эклектичной природе немецкой оперы. Одним словом, после долгих споров студенты остановились на определении "авангардизм", что было вполне оправданно.
          После оперы речь о театре и кино автоматически отпала, но удержаться от экскурсии многим не удалось. Как нам заранее объяснили, экскурсия будит проходить по местам трудовой славы немецкого народа. Первое место, куда мы отправились, было заводом периода бурной индустриализации, отреставрированным в современности и превращенным в музей. Нам предлагалось пощупать различного рода рычаги, диковинного размера двигатели, пошалить с различными реостатами и приборами, чем мы не преминули воспользоваться. На следующем заводе нам, по сути, предложили то же самое, так что на третий завод желание идти совсем отпало. Тем не менее, мы получили возможность покататься на "чертовом колесе", открывающем обзор сверху и снизу завода, спустились в шахту, в которой была устроена выставка, посвященная солнцу, покатались на вагонетках, навеявших воспоминания о детстве, когда большинство из нас компенсировало свои потребности в верховой езде скаканием на стуле и т д. Одним словом, посовещались и остановились на определении "концептуализм", что тоже небезосновательно.
          Архитектура в Германии, как и все остальное, носит индивидуальный характер. Поначалу бросается в глаза однотипность так называемых кирх, что синонимично русским церквям, но при ближайшем рассмотрении замечаешь неуловимую субъективность каждой детали. Порадовали своей абсурдностью памятники в Дортмунде. По правде сказать, там я не заметил ни одного памятника в нашем обыденном понимании. Вместо человеческих изваяний и бюстов, я стал свидетелем геометрических абстракций, символизирующих материализованную мысль художника, смотрящего в будущее. При встрече с такими монументами невольно задумываешься о стихийности человеческого сознания и о его порождающей силе, способной реализовывать подобные проекты. Напоминать о большом количестве супермаркетов и гостиниц, я думаю, не стоит, скажу лишь, что в Дортмунде я не обошел и половины.
          Отдельный разговор мог бы состояться о немецком пиве, но боюсь, что слишком отойду от темы. Скажу лишь, что пол-литра великолепного пива, не сравнимого ни с одним отечественным пивом, стоит в Германии около 50 феннингов, что составляет порядка 6.5 рублей.
          Думается, настало время подвести некий итог всем моим рассуждениям, а то невольно начинаешь ощущать себя Баяном, который мыслью по древу растекался. Память, воскрешая определенные образы, имеет обыкновение приукрашивать их, так вот чтобы не вводить вас в некую квазиреальность, продуцируемую моим воображением, хочу остановиться на достигнутом. Отмечу лишь, что работу мы выполнили, о чем свидетельствуют многочисленные публикации и отзывы, и ожидаем дальнейших стажировок.